У меня есть привычка записывать главные мысли из книг, которые читаю. В университете пристрастилась даже вести читательские дневники, и дома скопилось уже 7-8 объёмистых тетрадей с цитатами. Иногда я цитаты компоновала по темам – очень удобно потом возвращаться и вновь размышлять вместе с автором.
Привычка записывать иной раз служит хорошую службу. На днях я случайно наткнулась на блокнот с выдержками из любопытной книжки о русском языке, которую читала ещё два года назад. Речь о книге Светланы Рябцевой «Очерки живого русского языка» (Новосибирск, 2005. – 136 с.).
Эта работа вышла, видимо, на личные средства автора. Не берусь судить, насколько она глубока или научна. На этот счёт в интернете встретились разные мнения. Я читала не потому, что кто-то понукал или куда-то надо было отчитаться, а потому, что история русского языка и его конструкция (и главное, смысл) мне интересны. Может быть, в труде СЛ. Рябцевой изложены и не научные сведения (во всяком случае, в каталоге РГБ этой работы нет, хотя у книги есть УДК, ББК и ISBN по всем правилам), но замечания автора довольно любопытны. К тому же автор ссылается на массу источников, изданных ещё в советские времена в крупных специализированных издательствах (например, в «Просвещении»), так что некий научный базис, полагаю, под её выводами имеется.
Хочу ими поделиться и с вами.
В своём блокнотике я не соблюдала требований к цитированию, не всегда указывала страницу, откуда взята выдержка, излагала материал своими словами более компактно – всё потому, что писала для себя, чтобы взять на заметку. В таком виде и привожу материал здесь.
- Сквернословие – это свидетельство угасания энергии речи и разума, упрощение, опустошение языка ведёт к опустошению мышления и мельчанию личности. Дар речи (в буквальном смысле) отнимается у человечества, если его используют лишь в малой части, упирая в основном на брань.
- В современном мире люди потеряли торжественность речи (которая, по мысли автора, обусловлена устремлённостью к Богу), и теперь язык вынужден «вертеться» вокруг сереньких понятий. Это ведёт к порождению и засилью сереньких личностей.
- В русском языке в его изначальной формации не существовало метафор. Все значения были буквальными, потому что весь мир виделся славянам одушевлённым.
- Язык – это живая система, необходима для эволюции народа: «Внутренние возможности народа эволюционировать отражаются как в его общественного и государственном устройстве, так и в грамматических особенностях языка» (Очерки живого русского языка, с. 45). Например, русский язык – это язык синтетический, в котором слова в предложении связываются за счёт окончаний, суффиксов, ударения, чередования. Английский же и ряд других языков развитых стран – аналитические: слова там выстраиваются в предложения с помощью внешних средств – предлогов, артиклей, порядка слов. Сами слова не изменяются. По мнению С.Л. Рябцевой, это свидетельствует об определённом типе коллективного мышления и, следовательно, предпочтительных форм государственного устройства. Так, для романо-германских и других народов с аналитическими языками естественно управление извне, с помощью законов и чьей-то внешней воли. А русский народ и носители других синтетических языков (других славянских языков, а также, например, греческого и санскрита) ориентированы на управление изнутри, с помощью совести.
- «Звукобуквы» (так у автора) имеют конкретные физические характеристики в восприятии носителей языка, то есть оказывают определённое воздействие на психику сами по себе и в своих сочетаниях. Таким образом, звуки (и буквы, из передающие) могут напрямую влиять на психику: вызывать ощущение радости или тоски, воодушевлять или подавлять. (Здесь автор рекомендует работу А.П. Журавлёва «Звук и смысл». – М.: Просвещение, 1991). Лично мне это замечание представляется крайне важным, поскольку открывает богатейшие возможности и для личной трансформации просто через речь, и для лечебной практики, и для рекламы и иных форм воздействия на сознание. Но это так, к слову.
- Синтаксический канцелярит – это ложь автора читателю, поскольку это конструкции, лишённые живой внутренней энергии языка. «Есть энергия (правда) – есть язык, нет энергии (ложь) – нет языка, начинается имитация умственной работы. Надо отметить, что все так называемые «официальные бумаги» неизлечимо поражены канцеляритом. Ими принято прикрывать ложь и творческую беспомощность» (Очерки, с. 48).
- Корень несёт основной смысл, это душа слова. У слова есть и дух, но его можно обнаружить, только если рассмотреть всю семью родственных (то есть однокоренных) слов, иначе говоря, все корнесловы. Чтобы осмыслить свою речь, нужно обозревать сразу всё корневое гнездо, понять порядок и смысл словопроизводства, уловить родство между словами и понятиями.
- «Категория одушевлённости у существительных отражает не реальное положение вещей, а представления народного сознания о мире, причём именно на данной ступени эволюции». «Народная душа чувствует жизнь во всё сущем, то есть одушевление – не застывшая категория, а процесс». В древнерусском языке категории одушевлённости не было. Она появилась в XVI – XVII веках, очевидно, с развитием науки. Видимо, дело в том, что народ всегда знал: всё в мире – живое, то есть одушевлённое априори.
- Светлана Леонидовна Рябцева – учительница и многолетний пропагандист возвращения к традиционным формам и правилам русского языка. Во всех её книгах, посвящённых лингвистике (а есть и другие, например, «Очерки математики»), она описывает и рассказывает о морфологическом законе русского языка.
По её представлению, мысль первична по сравнению с формой, и написание слова (морфемный состав) первично по сравнению с произношением (звуко-буквенный и слоговой состав). «Начинать изучение языка необходимо с состава слова. Только при этом условии мы сможем легко читать и быстро вникать в смысл слов. И обойдёмся без орфографии, как обходились без неё в XIX веке. (Тогда орфографию не изучали, а изучали этимологию). Ведь если мы видим состав слова и знаем закономерности, то и напишем его без ошибок, опираясь на морфологически закон. Напишем даже новое для нас, незнакомое слово.
Морфологический закон русского языка: «В сильной и слабой позиции морфемы пишутся единообразно и закономерно» (то есть не всегда одинаково, но допуская закономерные изменения букв)
Сильная позиция: для гласных – ударная (а для о/е/ё – ещё и после шипящих); для согласных – перед гласной или сонорной согласной.
<…> Поскольку все морфемы пишутся согласно морфологическому закону, значит, и проверять написанное можно во всех морфемах, а не только в корне, как утверждают учебники.
Примеры:
В однокоренных словах: морской – море;
В однопрефиксных: подпрыгнуть – подданные;
В односуффиксных: берёзовый – сосновый.
Наилучшим образом проверяются окончания разных частей речи, также по аналогии. Надо только подобрать слово с тем же грамматическим (не лексическим!) значением, у которого окончание в сильной позиции, и написать то же самое окончание с учётом ключа (а-я, о-е, у-ю, ы-и), то есть твёрдого — мягкого вариантов (например: пашут — полют).
Внтури пары о-е после шипящих написание естественное: о – под ударение, е – без ударения.
Примеры: плечо́м – плачем, горячо́ – неуклюже, большо́му – свежему». – С. 50-51.
***
Насколько я поняла, морфологический закон восходит к изначальным правилам старославянского языка, которые ввели Кирилл и Мефодий (или просто записали, для меня вопрос о происхождении славянской письменности до сих пор дискуссионный). А именно к тому, что в русской речи, по сути, не было слабых позиций для согласных. Здесь я намеренно упрощаю и говорю «русской», имея в виду весь комплекс языковых формаций, которые существовали на момент создания азбуки, в том числе и язык бытового общения, который, понятно, отличался от богослужебного.
Гласные ер (Ъ) и ерь (Ь) были полноценными звуками, а все слоги были открытыми, потому что на конце их обязательно стояли ер или ерь, которые реально произносились. Напомню, историки языка считают, что Ъ произносился как очень короткий [о], а Ь – как очень короткий [э].
Разумеется, это делало речь гораздо более протяжной и мелодичной, чем сейчас.
И более осмысленной, ведь получается, что благодаря написанию наши предки легко считывали прямое лексическое значение и обширный пласт смыслов, связанный с корневым гнездом слова, только по одному его графическому облику. Высота, недосягаемая ныне, потому что сегодня, вследствие ряда реформ за несколько веков, графический облик русских слов несёт крайне мало информации для рядового носителя языка. А для иностранцев и вовсе становится сплошной мукой. Да и специалисту-русисту приходится сначала перелопатить гору литературы, чтобы докопаться до комплекса древних смыслов, скрытого в слове. До того, что А.А. Потебня назвал «внутренней формой» слова.
Обычно внятного ответа на вопрос, почему слово пишется так, а не иначе, просто нет, отсюда и школьные натаскивания на простое запоминание орфографической нормы для конкретных случаев.
В общем, тема крайне интересная, которая в традиционной, даже вузовской, науке по факту не затрагивается. Только по самой поверхности скользим, изучая краткий курс старославянского длиной всего в полугодие…
А что вы думаете об истоках русского слова? Пишите в комментариях.
Анастасия АКИНИНА.
