Баранов Анатолий Николаевич. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика. – М: Флинта: Наука, 2009. – 592 с.
Эта книга первая, которую необходимо приобрести начинающему эксперту – студенту, нырнувшему в профессию вчерашнему выпускнику филфака или исследователю в областях, где взаимодействуют право и язык.
Именно приобрести, а не просто прочитать: книга профессора Баранова должна быть в личной библиотеке.
Хотя работа профессора небесспорна в отдельных положениях (об этом ниже), в целом это отличный учебник, излагающий азы профессии. Пожалуй, лучшего до сих пор в России не издано, хотя книга Баранова впервые увидела свет в 2007 году (а написана ещё раньше, если судить по использованному в ней языковому материалу) и с тех пор шесть раз переиздавалась (последнее на данный момент издание – 2018 года).
Автор последовательно рассматривает широкий круг вопросов и затруднений, с которыми сталкивается лингвист, окунувшийся в работу эксперта. Например, «разжёвано», как устанавливать актуальное значение слова или фразеологической единицы и на основании этого материала делать существенные для следствия выводы — скажем, о разжигании розни. Показано, как анализировать слово в контексте, причём в самом широком: когда контекст не только словесный, но и визуальный или аудиовизуальный – фотографии, видео- или аудиосопровождение (сегодня более расхожий термин для этого явления – «креолизованный текст»).
В книге представлены определения основных (хотя явно не всех нужных) понятий экспертной практики. Они до сих пор вполне рабочие, хотя давались 12 лет назад. Я говорю о терминах «утверждение», «призыв», «оскорбление», «приём речевого воздействия» и других.
Обширная глава посвящена призыву как стержню экстремистски ориентированного текста. Автор приводит типологию призывов с обилием примеров (примеров в книге вообще предостаточно) и даже даёт отрывки из выполненных им заключений на эту тему.
Другой большой раздел пособия отведён типологии средств речевого воздействия. Они и понятно: любой текст и вообще коммуникация как явление предполагают некое воздействие на адресата. Иначе зачем затеваться, как говорится? Для некоторых типов текста воздействующая функция вообще первична – например, для рекламы или для тех же экстремистских контекстов, которые и создаются-то для того, чтобы подвести слушателя к выгодному для говорящего действию. Так что знание о приёмах речевого воздействия (словесных манипуляциях) обязательно должно быть в копилке лингвоэксперта.
Отдельный разговор автор ведёт о корпусной лингвистике. Не знаю, как в новых изданиях, а в моём (2-е изд., 2009 год) даны сведения, сегодня уже не совсем верные. Например, Национальный корпус русского языка, разработанный русистами Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН, в то время только создавался, а сегодня активно работает, пополняется и включает множество подкорпусов (от газетной прессы до корпуса, включающего параллельные переводы русских текстов на другой язык или иностранных текстов на русский, от корпуса устной речи до огромной подборки поэзии). А.Н. Баранов же ссылается только на созданные тоже в Институте русского языка РАН корпуса «Русская проза», «Русский детектив» и «Современная (конец 1990-х – начало 2000-х годов) публицистика». Полагаю, эти подборки затем послужили основой для Национального корпуса.
В целом глава о корпусной лингвистике показалась мне крайне интересной, поскольку содержит конкретные инструменты и примеры работы с массивами текстов, когда нужно проверить частотность слова или уточнить словарное толкование (а иногда даже самостоятельно его составить, если искомое слово ещё не попало в словари).
В заключение автор рассуждает о самом жанре экспертного заключения. Он отмежёвывает заключение от научной работы и упоминает, что подчас лингвистическая экспертиза, в сущности, призвана доказать очевидное. С чем это связано, прямо говорит известный адвокат Генри Резник в предисловии к пособию А.Н. Баранова: юристы давно подсели на «лингвистическую иглу», особенно если речь идёт об уголовном деле по словесным явлениям. Мнение эксперта позволяет следователю или судье в какой-то мере снять с себя ответственность за решение, поэтому сейчас нет практически ни одного дела, связанного с коммуникацией, по которому не назначалась бы лингвистическая экспертиза. Особенно если это дело резонансное, с участием политиков, крупных чиновников или «звёзд».
К этому обстоятельству можно относиться по-разному (Генри Резник, например, относится с недоумением, и небезосновательно, на мой взгляд: чуть ли не четверть дел действительно можно решить простым поиском в словаре). Но факт остаётся фактом.
Из минусов книги (на мой личный взгляд): всё-таки работа написана на языковом материале конца прошлого и самого начала нынешнего века, так что многие примеры, скажем так, воспринимаются как реалии далёкого прошлого (братки, разборки, компроматы и прочие примеры 90-х). Хотя, возможно, в новых изданиях эти примеры заменены или как минимум дополнены.
Второй существенный минус: есть весьма спорные положения. Например, о так называемых «скрытых утверждениях». Понятно, что в «теле текста» так или иначе присутствует имплицитность. Это вообще свойственно нормальному общению, иначе оно теряет остроту, яркость и многогранность. Как голливудские фильмы, в которых «мораль басни» выпячена наружу и прямо озвучивается каким-нибудь, непременно персонажем. Дескать, будь собой, иди своим путём и прочие современные банальности. Никакой умственной работы зрителю не остаётся, и сообщение воспринимается как пресное.
Скрытые смыслы, намёки, многозначительные умолчания, языковые игры расцвечивают общение. Но. Но! По факту, они никак не вписаны в правовое поле, и, на мой взгляд, выделение «скрытых утверждений» на равных условиях с явными ведёт к недопустимым вольностям в правосудии. Так можно и до того дойти, что будут судить за намёки и намерения, а основанием послужат авторитетные заявления экспертов о наличии «скрытых утверждений». Всегда открытым остаётся вопрос не о том, есть ли в тексте подразумеваемый смысл, а о том, вправе ли эксперт его вычленять и насколько адекватно он его вычленит (то есть, насколько его интерпретация будет соответствовать тому, что действительно хотел сказать автор). И, кстати, никто не гарантирует, что читатель (слушатель, зритель) вообще вычленит этот смысл, и вычленит адекватно. Вот он, театр абсурда: говорящего осудят за те высказывания, смысл которых ускользнул от абсолютного большинства. Даже как-то оруэлловским описанием будущего отдаёт, вы не находите?
Безусловно, «скрытые утверждения» — это реальность языковой практики. И часто они действительно имеются в составе предложения – в подавляющем большинстве случаев сложного. Ну, например, в предложении «Кажется, Х перевёл деньги за рубеж, когда украл их из бюджета» персуазивный модальный компонент «кажется» как указатель на мнение относится только к первой части предложения. Вторую же можно расценивать как утверждение. То есть говорящий не уверен, что Х перевёл деньги за рубеж, но в том, что Х деньги украл, говорящий не сомневается.
Однако такие конструкции не так уж частотны в реальном употреблении. А уж намёки, даже истинные, на мой взгляд, вообще не стоит вводить в правовое поле под видом «скрытых утверждений».
Разумеется, всё изложенное – сугубо моё личное убеждение.
***
И напоследок, чтобы не заканчивать суровым несогласием, отмечу неявный, но несомненный плюс книги А.Н. Баранова – юмор. Научное исследование для настоящего учёного всегда радость, которую несут как открытия, так и сам процесс познания. А изложение результатов у настоящего мастера своего дела вполне может быть не лишено этакой «чеширской улыбки». Как вам такой пассаж:
«Часто ответчики, привлекаемые за использование данной номинации («жид». – А.А.), оспаривают её негативно-оценочный статус. Стандартная аргументация в пользу того, что ничего отрицательного слово жид не содержит, сводится к следующим положениям: <…> 4) в составе народов России нет этноса, именуемого словом жиды. <…> Ничего удивительного нет в том, что в официальном списке наций, национальностей и народностей России нет номинации жиды (четвёртый аргумент). Это связано с тем, что данное слово в современном русском языке содержит очевидную негативную оценочную составляющую. Точно также среди официальных названий национальных и этнических групп нет номинаций чучмеки, татарва, армяшки, черножопые и т.п.»
Глупейший аргумент оспорен просто блестяще, браво автору!
Анастасия АКИНИНА.
