Друзья, сегодняшняя статья будет злой и жёсткой.
Я пишу её по материалам великолепного доклада Веры Анатольевны Пищальниковой – доктора филологических наук, профессора Московского государственного лингвистического университета (лаборатория лингвистики). Доклад профессор сделала на семинаре по лингвоперсонологии, который прошёл в Государственном институте русского языка имени Пушкина 14 мая в очно-заочном формате и собрал лингвистов-экспертов и экспертов-автороведов из России и даже заграницы. Я участвовала как раз заочно, по Зуму. Подробнее о семинаре ещё напишу, а пока – первая ласточка.
Кстати, программу семинара можно скачать вот здесь. А теперь к докладу.
Вера Анатольевна с коллегами давно и активно занимается этнопсихолингвистикой: изучает, как принадлежность к той или иной национальной культуре влияет на психику и язык/речь.
В рамках такой работы на протяжении нескольких лет изучалась и динамика когнитивных процессов у молодёжи – тех, кого сегодня мы называем поколением Z (рождённых с 2000 года).
Лингвисты выяснили, что на сегодняшний момент технологии существенно опережают нейрокогнитивное развитие человека, и это порождает феномен так называемой функциональной неграмотности. Это когда человек становится мало на что способен в интеллектуальном плане без гаджета.
В тяжёлых научных терминах это называется «порождением дефектных познавательных структур». На практике оно проявляется как тяга к сокращению текста на письме (и его длины, и длины отдельных слов), замене слов эмодзи и смайлами, купированию знаков препинания.
Так, по наблюдениям учёных, количество фрагментов полного синтаксирования (то есть полных предложений и законченных по смыслу сверхфразовых единств) в письменной речи в 2009 году снизилось на 16% по сравнению с 1992 годом. А к 2019 году снизилось на все 50%.
Если говорить просто, то эти цифры показывают: люди разучиваются строить предложения, а вместе с тем понемногу разучиваются понимать смысл текста. Один из источников проблемы – необходимость постоянно укладывать мысль в очень краткие форматы коммуникации (переписка в мессенджерах, тот же «Твиттер» и т.д.). Незаметно это входит в привычку. Только получается, что краткость – сестра не таланта, а невежества и деградации.
Современные подростки всего на 44% (по сравнению с их ровесниками в конце 1980-х – начале 1990-х) владеют умением выполнять синтаксические операции (строить предложения). Соответственно, у них не сформированы и психические операции, стоящие за речью: возможность понимать и анализировать сложную информацию. Отсюда избегание интеллектуальных задач и всеобщее культурное отчуждение от текста. То есть когда устная речь преобладает над письменной.
Интересно, что она преобладает не только формально (в том смысле, что письменной коммуникации становится меньше с развитием технологий), но и качественно: в том смысле, что даже если письменная коммуникация имеет место в электронной переписке, она строится по образцу устной.
Для нас, лингвистов-экспертов, это значит, на мой взгляд, что надо усиленно изучать разговорный диалог и его структуру.
Вера Анатольевна отметила, что у молодёжи даже зафиксированы связанные с чтением психосоматические проблемы. При необходимости прочесть и усвоить сложный текст (например, инструкцию), многие современные подростки и молодые люди начинают испытывать резь в глазах и головную боль. То есть для них и на телесном уровне тяжела интеллектуальная деятельность, организм противится ей. Страшные вещи…
Всё это вкупе ведёт к тому, что обществе сегодня борются две взаимоисключающих тенденции. С одной стороны, высокий интеллект по-прежнему считается ценностью и формой престижа. Но с другой – обесценивается, поскольку по факту уже не служит фактором выживания в технологическом обществе. Действительно, зачем развивать память, если можно её «поместить» вовне – передоверить знания компьютеру, чтобы голова была лёгкой и ничем не обременённой? Кстати, система так называемого Цеттелькастена построена как раз на «внешней» памяти, вроде бы раскрепощающей владельца благодаря гаджету или картотеке.
По мнению Веры Анатольевны Пищальниковой, всему виной 10-летний тестовый контроль навыков – тот самый ЕГЭ (это второй источник проблемы). Из-за него у молодёжи преобладает зрительное восприятие текста вместо модели извлечение смысла из системы «звук-буква-смысл». Запоминается больше внешний вид информации, а не её содержание. Не отсюда ли такая любовь к комиксам, которая сегодня торжественно шагает по планете? Видимо, графические романы – это будущее литературы, увы. Настоящие книги просто некому будет читать…
И ещё одну важнейшую проблему обрисовала профессор. У поколения Z, рождённых практически с гаджетами в руках, выявлена тенденция накапливать информацию, но не перерабатывать. То есть возникает иллюзия, что если я купил книгу, то я овладел содержащейся в ней информацией. Но применить её, разумеется, не могу. Знание становится пассивным. Кажется, это ещё больше должно насторожить работодателей, ибо кадровый голод со специалистами подобного плана во всех областях деятельности рискует стать жесточайшим.
— Наша культура пока остаётся текстовой, — отметила профессор. – И она содержится в базовых текстах. Мы не сможем постичь содержание культуры по мемам, не постигнув базовых текстов.
Под занавес статьи оставляю вас наедине с этой цитатой. Есть над чем подумать, правда?
Анастасия АКИНИНА,
автор блога «ЛингЭксперт», независимый эксперт-лингвист, член ГЛЭДИС, член Союза журналистов России, включена в реестр Судебно-экспертной палаты РФ, редактор раздела «Филология» на Яндекс.Кью.
