Джон Олссон. Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас. — М.: Издательство АСТ, 2018. – 256 с. (Лингванонфикшн). Переводчик А.Б. Зуев.
Оригинальное название книги – «Wordcrime. Solving Crime Through Forensic Linguistics» (примерный перевод — «Словесное преступление. Раскрыть преступление с помощью судебной лингвистики»). Она вышла в 2008 году, а переведена у нас только в 2018-м. Давность, безусловно, сказалась (об этом ниже), но толковый лингвист всё равно почерпнёт из «Слова как улики» немало ценного (об этом тоже ниже).
То, что показалось мне достойным внимания:
1. Качественное издание: твёрдый переплёт, плотная бумага с желтоватым оттенком (не газетная!), удобный шрифт, оптимальное количество «воздуха» в книге. Содержание определённо в помощь лингвисту-эксперту. Видно, что книга рассчитана на долгую службу и неоднократное чтение (хотя неясно, почему, ведь это развлекательное чтиво на один-два раза для неспециалиста). Да уж, эта книга издана лучше, чем, к сожалению, большинство справочных и учебных пособий по лингвоэкспертизе в нашей стране, которые куда более полезны для практикующего эксперта.
2. В главе о «Коде да Винчи» автор рассказывает о трёх видах плагиата – дословном копировании, мозаичном плагиате и концептуальном плагиате. Приведена техника исследования текстов на плагиат и даже приведена любопытная диаграмма, показывающая, на каких страницах двух сравниваемых книг упоминаются сходные элементы сюжета. Интересно и однозначно эксперту на заметку.
3. Разнообразие тем, с которыми работает судебный лингвист. Тут и плагиат, и установление автора по признакам текста, и фонетические проблемы. Есть и нетривиальные примеры. Например, глава о том, как Олссон разгадывал шифры заключённых («поросячья латынь»). Или дело о замалчивании истории болезни. На примере этого дела любопытно проанализированы возможности канцелярита в вуалировании истины. При этом продемонстрировано и мастерство грамотного лингвиста, способного вывести на чистую воду увиливающих от прямого ответа чиновников (Олссон забавно называет это «лингвистическими средствами институционального злоупотребления»). Прямо гордость берёт за нашу профессию.
4. Олссон затрагивает тему дилетантства в профессии: по сути, в главе о деле авиатора Билла Джонсона Олссон рассказывает о том, как он рецензировал чужое заключение и вывел на чистую воду непрофессионала, «наваявшего» откровенно заказную работу. Вот тонкое замечание из книги, очень актуальное именно в российском контексте с нашей практикой «карманной» экспертности под крылом правоохранителей, внимание:
«Судебный лингвист работает не ради клиента – даже будучи нанятым, он помогает суду» (с. 129).
Недостатки у «Слова как улики» есть, и порой весьма существенные. Кое-что прямо возмутило.
1. Например, с какой это стати Олссон – «единственный в мире судебный лингвист с 15-летним опытом» (так значится на обложке)???? Издателям надо хотя бы проверять выходную информацию переводной книги перед её изданием в России! Как я сказала, книжка Олссона вышла в 2008 году. Уже в самой России лингвистическая экспертиза (у нас этот термин больше в ходу, чем «судебная лингвистика», хотя последний нет-нет да и употребляют в профессиональном обиходе) существует более 20 лет — с начала 1990-х годов. Даже на ставшей классической книге А.Н. Баранова «Лингвистическая экспертиза текста» (читайте мой отзыв на неё), изданной впервые в 2007 году, значилось, что у него 15-летний опыт практика! Не говоря уже о том, что в СССР вообще-то нормально развивалась криминалистика, которая среди прочего занималась автороведческими вопросами. Так что уже более 30-40 лет назад в русскоязычном пространстве разрабатывались МНОГИЕ из тех тем, которые Олссон описывает, а уже лет 15 официально разрабатываются экспертами ВСЕ те темы, которых он касается. Так какой же он «единственный в мире»?
2. Всё-таки довольно трудно переводить лингвистическую литературу, даже полунаучную. Многое в экспертизе зависит от буквального значения слова или от орфографии, которые на русский не перевести без частичной потери смысла. Поэтому в книге то тут, то там режут глаз вкрапления непереведённых английских слов (например, на с. 33 остался «envelope» вместо «конверт» в деле о контрабанде героина в тюрьму). А иногда непереведённый англицизм ещё и записан кириллицей (ЗАЧЕМ???): «Мужчина сказал женщине, что ей следует привезти «стафф» домой и потолочь на кухонном столе» (с. 34), «барристер» вместо привычного нам «адвоката» (с. 68). Что это – огрехи или леность переводчика? В этих случаях перевести уж точно можно было.
Иногда перевод неточный. Например, sample в главе об авиаторе Билле Джонсоне значит скорее «отрывок», «цитата», «выборка», но не «образец», как переведено в книге. Кстати, перевод книги в целом вообще тяжеловатый, а ведь это всё-таки позиционируется как развлекательное чтение, которое должно вызывать интерес, а не скуку от переваривания тяжеловесно изложенных мыслей.
3. Есть терминологические ошибки. Например, автор (или переводчик?) путает звук и фонему, считая их синонимами: «В-третьих, сходно ли произношение конкретных звуков речи (так называемых фонем) у известного и идентифицируемого голосов?». Между тем любому филологу из курса фонетики и фонологии (у нас в университете он читался на 2-м курсе) известно, что фонема по отношению к звуку – инвариант, то есть некий «образец». Фонем ограниченное число, тогда как звуков бесчисленное множество, может быть, столько же, сколько говорящих персон.
В другой главе смешиваются понятия «синтаксис» и «пунктуация» и появляется загадочная «синтаксическая пунктуация» (с. 208). Интересно, что это?
Список знаменательных и служебных слов на с. 142 далеко не полный. Почему-то напрочь отсутствуют местоимения, числительные, союзы, частицы, междометия.
4. На мой взгляд, врезки-цитаты жирным шрифтом, имитирующие стиль газеты или аналитического сайта, — не слишком удачная идея для книги. Они только отвлекают внимание и заставляют досадовать, когда при чтении приходится перескакивать взглядом через уже известную информацию, почему-то повторённую ещё раз.
Все эти огрехи порядком портят впечатление от книги. Но есть в ней и свои изюминки. «Слово как улика» определённо наводит на размышления о природе языка и его тонкостях, прививает уважение к профессии эксперта и заставляет как-то «подобраться» и тянуться до уровня лингвиста с мировым именем.
Наблюдения и замечания:
- Интересно: в Англии судебная лингвистика предполагает, что эксперт этого профиля имеет право заниматься всеми видами экспертного анализа – и фоноскопией, и автороведением, и собственно лингвистикой. Олссон приводит примеры дел из всех этих трёх категорий, которые он успешно разрешил. В России человек с филологическим образованием обязан получить сертификат или допуск по каждой из этих специальностей, чтобы официально проводить фоноскопические, автороведческие и лингвистические экспертизы. На мой взгляд, это упущение нашей практики, затрудняющее правоприменение. Англичане, выходит, более логичны.
- Не совсем ясны изложенные Олссоном основания разграничения плагиата и «нарушения авторских прав». Что, например, означает фраза: «В физическом смысле это одна и та же деятельность, но происходящая в разном социальном контексте»? Получается, если перепечатывается вчуже научная статья – это плагиат, а если просто присваивается чужой текст другого стилистического пласта – это нарушение авторских прав? Непонятно. В российском праве и экспертной практике другой подход: плагиат – это один из видов нарушения авторских прав. Бывают и другие (например, заимствование образов персонажей, воспроизведение чужого произведения с указанием настоящего автора, но без его разрешения, публикация перевода без разрешения автора исходного текста и проч.). У Олссона всё наоборот: «Таким образом, нарушение авторского права является разновидностью плагиата…» (с. 38). Или это переводчик напутал?
- На с. 172 объясняется термин «модальность» вразрез с привычным нам в отечественной лингвистике пониманием: «Строго говоря, модальностью называется форма речи – устная, письменная, диктовка и так далее. Существует несколько модальностей устной речи: речь обычной беседы, речь учителя перед классом, лекция в колледже или университете, речь новостного диктора (которая является речью, написанной для прочтения вслух)». Российская лингвистическая наука то, что у Олссона подразумевается под модальностью, относит к понятию «дискурс» (как речь в зависимости от ситуации общения и социальных характеристик говорящих). А уж речь в зависимости от способа её фиксации (печатная, рукописная, ручкой или карандашом и т.д.) у нас вообще не входит ни в какие классификации. Возможно, её действительно стоило бы изучать в этом аспекте, если Олссон прав и стиль автора действительно немного меняется в зависимости от того, чем он пишет. Интересное соображение.
- Понравилась следующая формулировка: «Слово – это деяние» (с. 199, в заметке про признание судебного иска недобросовестным из-за прокурорского меморандума). «Когда мы говорим и пишем, — замечает Олссон, — мы совершаем деяние. Находясь в положении сильного, мы можем заставить действовать других». Это снова о ценности нашей профессии эксперта: если слово – это поступок, эксперт может напрямую влиять на то, чтобы улучшилась обстановка, вырос уровень речевой и общей культуры как минимум в его ближайшем окружении. А быть может, и во всей стране. Во всяким случае, лично я в этом вижу свою цель.
***
Резюмируем.
На мой взгляд, книга очень специфическая и для специфической аудитории — лингвистов-экспертов, к которым я как раз принадлежу. Для нас зарубежный опыт интересен, тем более что освещаются громкие дела (вроде подозрения на плагиат в «Коде да Винчи» Дэна Брауна). Широкой аудитории, на мой взгляд, читать Олссона будет тяжеловато. Книга полна терминов, графиков, таблиц, сравнивающих словоупотребление. Хотя написано не наукообразным языком, всё-таки это скорее специальная литература, несмотря на позиционирование в качестве развлекательного чтива (эдакий лингводетектив на основе реальных событий).
И всё же книгу рекомендую профессиональным лингвистам. Даже не обязательно экспертам. Для расширения кругозора. А лингвистам-экспертам читать обязательно, чтобы понять, как мыслят западные коллеги.
Анастасия АКИНИНА.
P.S. Олссон подробно рассказывает, как он исследовал «Код да Винчи» и книги оппонента Дэна Брауна в знаковом процессе 2006 года по делу о плагиате. Но своего экспертного вердикта не раскрывает: мол, составьте мнение сами, уважаемые читатели. На мой взгляд, исследование Олссона более чем убедительно докаывает, что плагиат имел место. Хотя, как мы знаем, Дэн Браун был оправдан в том процессе и в других, более поздних, по аналогичным обвинениям.
